– Чему ты так изумляешься, мама?
– И ты еще спрашиваешь, Нина?
– Да разве я сделала что-нибудь нехорошее, навестив несчастного, больного дядю?
Этот вопрос несколько смутил добродушную женщину.
– Ты поступила нехорошо относительно отца.
– Но, мама…
– Дай мне сказать… Ты ведь знала, что отец не велел пускать этого господина и не признает его своим братом… И вдруг дочь к нему едет! Ты, значит, ни во что не ставишь мнение отца? И, не посоветовавшись со мной, одна отправляешься в какую-то трущобу… Ах, Нина, Нина… Какая это нелепая выходка!
– Во-первых, папа заблуждается относительно дяди, считая его каким-то негодяем… Он, напротив, добрый, хороший человек! – горячо проговорила Нина.
– Что ты говоришь, Нина. Разве можно осуждать отца?
– Я не осуждаю… Я говорю только, что папа не прав… Я в этом убеждена, и меня никто не разубедит… Во-вторых, я не скрою от папы, что была у его брата… Я расскажу, что видела, и папа убедится, что он заблуждается…
– Боже тебя сохрани, Нина… Не говори ничего отцу, не огорчай его… Но дай мне слово, что ты не повторишь своего безрассудства… Помогай этому несчастному, если хочешь – хотя и это уж протест против отца! – но бывать у него…
– Мама! Да что ты говоришь! – воскликнула молодая девушка, и в голосе ее звучала грустная нотка, а глаза ее с немым укором глядели на мать. – Ты, добрая, хорошая, ты, сама заступившаяся за дядю, – помнишь, когда папа принес его письмо? – и осуждаешь меня… И за что же? За то, что я была у больного, несчастного, всеми брошенного человека? Ах, если б ты видела его! Если б ты видела, как он был тронут моим посещением… Как он чуть не заплакал от волнения…
– Но отец твой…
– Ах, мама… Твое сердце само говорит, что папа в данном случае не прав… Если бы и папа увидал этого сгорбленного, исхудавшего старика с лицом мертвеца…
– Разве он так болен?
– Было воспаление легких… Простудился, выйдя на улицу в холодном пальто… Еще слава богу, что нашлись добрые люди… Одна женщина-врач лечила его, а хозяйка квартиры, какая-то прачка, содержала дядю во время болезни… И это сделали посторонние люди, а мы… родные… Ах, как это все нехорошо, мама!
И Нина взволнованно стала рассказывать матери подробности своего визита.
И по мере того как Нина передавала о своей встрече с дядей, о том, как он говорил с ней, как благодарили ее и дядя и этот мальчик, которого дядя спас от ужасной жизни у какого-то солдата, на глазах у Опольевой заблестели слезы, и она несколько раз во время рассказа повторяла:
– Ах, несчастный, несчастный!
– Вот видишь ли, мама, как все были безжалостны и несправедливы к дяде, считая его совсем дурным человеком! – возбужденно проговорила Нина, окончив свой рассказ.
– Да, Нина… Он много перенес… этот бедный Александр Иванович!
– А ведь он, мама, куда лучше многих из тех людей нашего общества, которых все принимают и уважают. Право, лучше, хоть и считается падшим. И это я поняла только сегодня, когда поговорила с ним. Так неужели так и оставить его, не выказать ему участия, не навестить его!? Ведь это было бы возмутительно, жестоко… Не правда ли?
Опольева чувствовала справедливость слов дочери.
Действительно, все родные слишком сурово отнеслись тогда к Опольеву. И муж был слишком неснисходителен к брату. Но муж – человек правил, принципа. Кто знает, не жалел ли он брата в душе, но и не мог отступить от принятого решения. У него есть эта черта. Но зато какой он примерный муж, какой отец!..
И Опольева без особенного труда оправдала мужа.
– Ты слишком принимаешь все близко к сердцу, Ниночка, – проговорила мать. – Я не спорю, что дядя несчастен, что он уж не такой дурной и заслуживает помощи… И я ничего не имею против того, чтоб ты помогала ему, но зачем же ездить к дяде, если отец твой не хочет знать его… Ведь он пришел бы в ужас, если б узнал о твоем посещении… А разве ты захочешь огорчать отца, который тебя боготворит… Подумала ли ты об этом?
– Но что же мне делать? Не могу же я согласиться с папой, что дядя негодяй, и никогда с этим не соглашусь. Ну хорошо, я не скажу папе о своем визите, если ты этого не хочешь, но я все-таки навещу дядю…
– Но если отец как-нибудь узнает?
– Ну что ж? Тогда я все объясню ему, все…
Этого-то и боялась пуще всего мать. О, она хорошо знала, как самолюбив ее муж и как ему неприятно всякое противоречие. А тут дочь вдруг явится как бы в роли обвинительницы отца!..
И, вдруг принимая строгий вид, Опольева сказала:
– Нина! Ты больше не поедешь к дяде. Слышишь, я тебя прошу об этом… Не заставляй приказывать.
– Мама, мне неприятно тебя огорчать, но я должна быть у дяди… Я ему обещала и исполню свое обещание! – прибавила молодая девушка, внезапно бледнея.
Этот решительный ответ всегда ласковой, кроткой Нины ошеломил Опольеву. Она решительно не знала, как ей быть, что сказать дочери, и, чувствуя, что ее авторитет поколеблен, растерянно смотрела на дочь и вдруг заплакала.
– Мама… не сердись. Ты пойми, что я не могу поступить иначе. Это не каприз! – умоляла Нина.
Кончилось тем, что Опольева, как все слабые натуры, сдалась и пошла на компромисс. Она позволила Нине, когда дядя устроится несколько приличнее, раз в месяц навещать его.
– Даст бог отец не узнает об этом! – прибавил» она.
Нина с горячностью целовала мать.
– Какая ты у меня горячая, моя девочка! – говорила мать, утирая слезы. – А вот до сих пор ни в кого не влюбилась! – неожиданно прибавила она и вздохнула.
– Нет, влюбилась, мама.
– Кто он, этот счастливец?
– Дядя, мама…